В бездне времен. Игра на опережение - Страница 54

Григулявичус был задержан 21.10 с.г. в ходе общей разработки лиц, склонных к антиправительственной деятельности, на предмет причастности к убийству Никишова. Опрос произведен поручиком Бахметьевым (3-е делопроизводство ОД ОКЖ), Григулявичус причастность к преступлению отрицал, отпущен 22.10 с.г. с предписанием покинуть Санкт-Петербург в течение суток. По месту временного проживания более не появлялся, в г. Вильна не прибыл, местонахождение его неизвестно.

7.11 с.г. Григулявичус объявлен мною во всероссийский розыск.

Обращаю ваше внимание, что доказательствами участия Григулявичуса в убийстве Никишова следствие не располагает, данные о его причастности состоят лишь из сообщений сотрудников внутреннего наблюдения, базирующихся, вероятно, на сообщении самого Григулявичуса Боевой группе «Объединенной РСДП».

Заведующий 1-м делопроизводством ОД ОКЖ

подполковник Сиволапов В.А».

Прочитав рапорт, генерал потер рукой лоб и уточнил у сидящего напротив офицера:

– Владимир Александрович, как прикажете понимать последнее замечание?

– Для суда на Григулявичуса у нас ничего пока нет. То есть, если он, конечно, сам не признается. Но это же его поймать сперва надо, – развел широкие ладони в стороны жандарм. – Разговоры их боевки ничего не стоят, они, бывало, приписывали себе совершенно случайные происшествия, помните? А донесения агентов в суд не предъявишь. Да и нет там ничего конкретного, слухи единственно.

– Очень интересно. Считаете, Юзик этот мог приписать себе теракт? Для престижа? – насторожился Коттен.

– Да нет, не похоже. По данным Гриднина, там действительно был третий. Плаксин, которого пристрелили при задержании, успел, умирая, Николаю Ильичу наболтать. Но это тоже не доказательство. Так, основание для розыска. Тем более, тут могут возникнуть вопросы к Отдельной команде… – Подполковник взглянул на начальство, убедился, что слова его раздражения не вызвали, и закончил: – Могут начать спрашивать, что, мол, как это? Убитый при сопротивлении еще и поговорить успел?

– Мало ли как, – буркнул, поморщившись, начальник. – Ранили смертельно, до врача не дожил, а шепнуть успел. Бывает!

– Несомненно, – тут же согласился подполковник, приняв немедленно вид сугубо формальный, разногласий с официальной версией никоим образом не выражающий. – Но я ведь про суд. А сейчас даже по Указу…

– Я понял. В целом с вашими выводами согласен, что предполагаете делать?

– Григулявичус нужен, – вздохнул жандарм. – А он, по непроверенным сведениям, сразу, как от нас вышел, ушел на нелегалку и потом за кордон. Сейчас, возможно, уже за границей.

– Разведку озадачили?

– Так точно, и Разведчасть и наших, по эмигрантам.

– Ну что ж. Будем ждать, где-нибудь все равно проявится.

8.11.1932 г. Франция. Париж

Агенты Корпуса не ошиблись. Юзик к тому времени действительно оказался далеко за пределами Российской империи, в Париже.

Тремя неделями раньше, вернувшись в Вильну, он, не заходя домой, бросился к Модзелевскому, руководителю виленской «Объединенки». Услышав о том, что молодой подпольщик, будучи в столице, расправился с руководителем прошлогоднего погрома виленского подполья, глава нелегальной литовской и польской «Объединенки», маленький, сухой, но при этом очень подвижный поляк сначала долго молчал, а потом, посмотрев пронзительными, умными глазами на Юозаса, приказал уезжать из России.

– Зыгмунт, но куда? – с отчаяньем в голосе спросил его тогда Григулявичус.

– Во Францию. Там сейчас литовцев и поляков много. Французский ты в гимназии учил, польский знаешь. Ты и английский немного знаешь, но там устроиться трудно. А в России тебе оставаться нельзя. Убьют. И ладно, если сразу убьют, – хладнокровно произнес подпольщик. – А то ведь сначала расспросят. И допытают до донышка, чего им со смертником церемониться? Не только себя подведешь. В общем, уматывай, и как можно скорее. А до отъезда на нелегальное положение. С прямо этой вот минуты.

Франция его устроила. Так случилось, что у него было к кому обратиться в этой стране, а опасность, грозящую на родине, он осознавал и сам. Добрался до Варшавы, получил от польских товарищей из левых националистов паспорт на имя Мартина Антуана и через три дня вышел из вагона на Северном вокзале Парижа.

На пятый день пребывания в столице Франции, когда, изнывая от безызвестности дальнейшего своего существования, но природной любознательности от того не утратив, он успел посмотреть Версаль и Лувр, Елисейские поля и Булонский лес, подняться на Эйфелеву башню и побродить по Монмартру, Юзика наконец вызвали на встречу.

В бистро на тихой, узкой улочке неподалеку от авеню Франциска его ждал невысокий худощавый господин, одетый солидно, но неброско. Не узнать его молодой марксист не мог, слишком часто публиковали в российских газетах еще лет пять назад фотопортреты легендарного террориста. Сначала вождя эсеровской боевки, потом командующего отрядами «Союза защиты революции и свободы», потом, после разгрома второй революции, вдохновителя партизанских отрядов (газеты, безусловно, именовали их не иначе как банды) в приграничье западных губерний империи. Последние годы в России официальная пресса вспоминать о нем не любила. Но Григулявичус знал, все знали, что улыбающийся сейчас ему из полумрака залы человек оружия не сложил, как не складывал его после предыдущих поражений.

Последние пять лет Савинков, которого беглецу из России настрого приказано было называть по партийному псевдониму: «Павел Иванович», хоть и смешно это выглядело по отношению к столь знаменитой личности, вновь возглавлял Боевую группу. Крыло объединившейся красной эмиграции, которое единственное занималось на сегодняшний день реальной боевой работой. Для Юозаса сама встреча с таким человеком выглядела высочайшей честью. Больше его восхитило бы, наверное, только приглашение поговорить с самим Бухариным, председателем ЦК Объединенной РСДП, соратником покойных великих вождей Ленина, Чернова и Троцкого.