В бездне времен. Игра на опережение - Страница 85

– Приезжайте сюда.

Обернулся к комиссару и сообщил:

– Упустили.

Уже торжествующий француз – а он имел основания ликовать, найти в Париже за неделю человека, имея только фотокарточку, сможет не всякий, хлопнул ладонями по столу:

– Как упустили?

– Не знаю как, – вздохнул Николай Степанович, опускаясь в кресло. – Приедет, выясним. У вас никаких сбоев не было?

– У нас порядок, – сокрушенно заявил Манго. – Был. Всплыл он на дю Кокдор, мои люди обходили доходные дома, опознала по фото консьержка. Тут же вызвали вашу наружку, передали наблюдение. Они повели его по улице, мои снялись и вернулись в агентство.

Полчаса спустя в кабинет вошел филер Разведчасти.

– Что произошло? – тут же задал вопрос контрразведчик. Слушая недолгий отчет, Гумилев вспомнил, как в самом начале жандармской карьеры, в Москве, вместе с начальником «Летучего отряда» вот так же выслушивал от агента обыденное «скрылся от наблюдения». Тогда главный филер, наследник легендарного Медникова, ничуть не стесняясь присутствия ротмистра из столицы, сгреб рукой физиономию подчиненного и невозмутимо отпустил зуботычину. У Гумилева, стоящего напротив понурого Короткова, на мгновенье ощутимо зачесались руки воспользоваться тем же методом, из-за ошибки наружников вся предыдущая подготовка летела псу под хвост. Впрочем, приступ злости быстро прошел, да и не в стиле полковника были этакие воспитательные способы.

– Где старший? – поинтересовался он, дослушав.

– Квартиру втихую осматривает. Вдруг следок какой отыщется.

Глава агентства согласно кивнул. Николай Степанович тоже продолжать не стал, действие логичное и первоочередное, чего уж тут.

«Черти разведочные, – с бессильной яростью подумал он. – Подсунули молодняк, абы лбы поздоровее, что вот с них спросишь? Опытный наблюдатель точно бы крышу не проморгал, старый ведь трюк – снять квартиру без черного хода, чтобы слежка на парадном сосредоточилась, а отступление иными путями себе обеспечить».

Он осознавал, что рассуждения эти лишены смысла. Филеры Охранного, даже самые артистичные и наблюдательные мастера своего дела, оставались совершенно неинтеллигентными, часто малограмотными выходцами из унтер-офицеров, умело растворяющимися в российской толпе, но совсем негодными для работы в Париже. В Разведчасть отбирали более образованных, городских, часто из детей обедневших служащих или мелких чиновников.

– Пусть доложит, как закончит, – вздохнув, приказал он агенту. – И активизируйте работу, раз упустили! Отрабатывайте вокзалы в первую очередь. Комиссар, – он обернулся к Манго, но тот, поняв, уже снимал трубку телефона: русский прав, вокзалы сейчас первое дело.

17.12.1932 г. Франция. Париж, улица Трюффо

Мельников появился на конспиративной квартире спустя час после Юзика.

– Как они тебя нашли? – первым делом поинтересовался он. – И кто?

– Не знаю. – Григулявичус успел успокоиться и обдумать ситуацию. – Я выходил на связь с парижским бюро «Объединенки», как только приехал. Потом с Павлом Николаевичем и с тобой. Жил сначала в гостинице «Наполеон», на авеню Фридленд, бывал у Лопато и еще в Высшей школе социальных наук, насчет учебы, там занятия начинаются в январе. Больше нигде не светился. Может, охранка французам розыск на меня послала? Но я по паспорту Антуана с Варшавы жил, своим именем только в нашем бюро представлялся. Оттуда меня вести не могли, я же после встречи с тобой на улицу дю Кокдор переехал, до сегодняшнего дня слежки не было.

– Или не заметил, – раздраженно бросил боевик. И обернулся к сидящему на диване съемщику явки: – Сюда его вели?

– Нет, – ответил Горев. – Ты же знаешь, у нас тут система налажена. Кто приходит, за хвостом присматриваем. За ним не шли, сбросил. Или померещилось.

– Точно не померещилось, – обиделся молодой подпольщик.

– Помолчи. – Инженер напряженно обдумывал положение. С утра пришло подтверждение от Хилла. Операция началась, группа переходила на новые документы, сворачивала все связи и уезжала в Марсель, на заранее подготовленные квартиры. Работы предстояло много, новых людей набирать поздно, задерживаться нельзя, до прибытия шаха осталась неделя. Получил он и весточку от Савинкова. Борис предупреждал о непонятной охоте жандармов на сидящего сейчас перед Мельниковым боевика и о требовании английской разведки организовать с ним встречу. Старший товарищ на всякий случай передал способ связи в Роттердаме, но решение оставил за тезкой.

Инженер чуял опасность. Логики в сообщении о гоняющихся по Парижу за мальчишкой-марксистом, пусть даже хлопнувшим невзначай подполковника (невелик чин, и генералов убивали!), «охранниках» не просматривалось. Потому он спросил прямо:

– Юзик, на кой черт ты жандармам?

– Как то есть? – опешил тот. – Я же Никишова…

– Плевать на Никишова, – раздельно процедил главарь. – Из-за его трупа сюда никого посылать не стали бы, а по твою душу целый полковник прикатил, и непростой полковник!

– Кто? – вмешался хозяин явки.

– Гумилев.

– Ого! Я его знаю, Рейснер показывала в двадцать втором, в Москве, – сказал Горев, и одновременно изумленный Юозас выпалил:

– Поэт?

Борис перевел взгляд с одного боевика на другого и ответил обоим сразу:

– Он самый. – Посмотрел на Григулявичуса и задал вопрос задушевно, но тоном, исключающим недомолвки:

– Что ты скрыл от партии, парень?

Молодой подпольщик похлопал глазами и ответил, несмотря на психологический подход, ожидаемо:

– Ничего. Товарищ Инженер, я как было рассказывал.